Неточные совпадения
Ласка
остановилась, насмешливо посмотрев на
лошадей и вопросительно на Левина.
Кучер остановил четверню и оглянулся направо, на ржаное поле, на котором у телеги сидели мужики. Конторщик хотел было соскочить, но потом раздумал и повелительно крикнул на мужика, маня его к себе. Ветерок, который был на езде, затих, когда
остановились; слепни облепили сердито отбивавшихся от них потных
лошадей. Металлический, доносившийся от телеги, звон отбоя по косе затих. Один из мужиков поднялся и пошел к коляске.
Вот смотрю: из леса выезжает кто-то на серой
лошади, все ближе и ближе, и, наконец,
остановился по ту сторону речки, саженях во ста от нас, и начал кружить
лошадь свою как бешеный.
Казбич
остановился в самом деле и стал вслушиваться: верно, думал, что с ним заводят переговоры, — как не так!.. Мой гренадер приложился… бац!.. мимо, — только что порох на полке вспыхнул; Казбич толкнул
лошадь, и она дала скачок в сторону. Он привстал на стременах, крикнул что-то по-своему, пригрозил нагайкой — и был таков.
Спустясь в один из таких оврагов, называемых на здешнем наречии балками, я
остановился, чтоб напоить
лошадь; в это время показалась на дороге шумная и блестящая кавалькада: дамы в черных и голубых амазонках, кавалеры в костюмах, составляющих смесь черкесского с нижегородским; впереди ехал Грушницкий с княжною Мери.
Мы сели верхом; Вернер уцепился за поводья обеими руками, и мы пустились, — мигом проскакали мимо крепости через слободку и въехали в ущелье, по которому вилась дорога, полузаросшая высокой травой и ежеминутно пересекаемая шумным ручьем, через который нужно было переправляться вброд, к великому отчаянию доктора, потому что
лошадь его каждый раз в воде
останавливалась.
Селифан, не видя ни зги, направил
лошадей так прямо на деревню, что
остановился только тогда, когда бричка ударилася оглоблями в забор и когда решительно уже некуда было ехать.
Селифан
лошадей, однако ж, остановил, впрочем, они
остановились бы и сами, потому что были сильно изнурены.
Турка подъехал к острову,
остановился, внимательно выслушал от папа подробное наставление, как равняться и куда выходить (впрочем, он никогда не соображался с этим наставлением, а делал по-своему), разомкнул собак, не спеша второчил смычки, сел на
лошадь и, посвистывая, скрылся за молодыми березками. Разомкнутые гончие прежде всего маханиями хвостов выразили свое удовольствие, встряхнулись, оправились и потом уже маленькой рысцой, принюхиваясь и махая хвостами, побежали в разные стороны.
Вошел Фока и точно тем же голосом, которым он докладывал «кушать готово»,
остановившись у притолоки, сказал: «
Лошади готовы». Я заметил, что maman вздрогнула и побледнела при этом известии, как будто оно было для нее неожиданно.
Наши путешественники
останавливались только на несколько минут для обеда, причем ехавший с ними отряд из десяти козаков слезал с
лошадей, отвязывал деревянные баклажки с горелкою и тыквы, употребляемые вместо сосудов.
А между тем, когда один пьяный, которого неизвестно почему и куда провозили в это время по улице в огромной телеге, запряженной огромною ломовою
лошадью, крикнул ему вдруг, проезжая: «Эй ты, немецкий шляпник!» — и заорал во все горло, указывая на него рукой, — молодой человек вдруг
остановился и судорожно схватился за свою шляпу.
Этот заячий тулуп мог, наконец, не на шутку рассердить Пугачева. К счастию, самозванец или не расслыхал, или пренебрег неуместным намеком.
Лошади поскакали; народ на улице
останавливался и кланялся в пояс. Пугачев кивал головою на обе стороны. Через минуту мы выехали из слободы и помчались по гладкой дороге.
Ямщик ему попался лихой; он
останавливался перед каждым кабаком, приговаривая: «Чкнуть?» или: «Аль чкнуть?» — но зато чкнувши,не жалел
лошадей.
Он
остановился на углу, оглядываясь: у столба для афиш лежала
лошадь с оторванной ногой, стоял полицейский, стряхивая перчаткой снег с шинели, другого вели под руки, а посреди улицы — исковерканные сани, красно-серая куча тряпок, освещенная солнцем; лучи его все больше выжимали из нее крови, она как бы таяла...
Он не заметил, откуда выскочила и, с разгона,
остановилась на углу черная, тонконогая
лошадь, — остановил ее Судаков, запрокинувшись с козел назад, туго вытянув руки; из-за угла выскочил человек в сером пальто, прыгнул в сани, —
лошадь помчалась мимо Самгина, и он видел, как серый человек накинул на плечи шубу, надел мохнатую шапку.
Среди этих домов люди,
лошади, полицейские были мельче и незначительнее, чем в провинции, были тише и покорнее. Что-то рыбье, ныряющее заметил в них Клим, казалось, что все они судорожно искали, как бы поскорее вынырнуть из глубокого канала, полного водяной пылью и запахом гниющего дерева. Небольшими группами люди
останавливались на секунды под фонарями, показывая друг другу из-под черных шляп и зонтиков желтые пятна своих физиономий.
— Стой! Подождешь, — сказал Туробоев, когда поравнялись с высоким забором, и спрыгнул в снег раньше, чем
остановилась лошадь.
Через четверть часа потные
лошади поднялись по дороге, размытой дождями, на пригорок, в теплую тень березовой аллеи, потом
остановились у крыльца новенького, украшенного резьбой, деревянного домика в один этаж.
Въехали в рощу тонкоствольной, свинцовой ольхи, в кислый запах болота, гниющей листвы, под бричкой что-то хряснуло, она запрокинулась назад и набок, вытряхнув Самгина.
Лошади тотчас
остановились. Самгин ударился локтем и плечом о землю, вскочил на ноги, сердито закричал...
Самгин присоединился к толпе рабочих, пошел в хвосте ее куда-то влево и скоро увидал приземистое здание Биржи, а около нее и у моста кучки солдат,
лошадей. Рабочие
остановились, заспорили: будут стрелять или нет?
Сыроватый ветер разгонял людей по всем направлениям, цокали подковы огромных мохнатоногих
лошадей, шли солдаты, трещал барабан, изредка скользил и трубил, как слон, автомобиль, — немцы
останавливались, почтительно уступая ему дорогу, провожали его ласковыми глазами.
Роща редела, отступая от дороги в поле, спускаясь в овраг; вдали, на холме, стало видно мельницу, растопырив крылья, она как бы преграждала путь. Самгин
остановился, поджидая
лошадей, прислушиваясь к шелесту веток под толчками сыроватого ветра, в шелест вливалось пение жаворонка. Когда
лошади подошли, Клим увидал, что грязное колесо лежит в бричке на его чемодане.
Он прислушался: шум опять раздался невдалеке. Он
остановился, стук все ближе и ближе, слышалось торопливое и напряженное шаганье конских копыт в гору, фырканье
лошадей и понукающий окрик человека. Молния блистала уже пореже, и потому, при блеске ее, Райский не мог еще различить экипажа.
Но жарко, очень жарко;
лошади начинали
останавливаться.
— «Шесть миль занимает, — отвечал Вандик, — мы здесь
остановимся, — продолжал он, как будто на мой прежний вопрос, — и я сбегаю узнать, чья это
лошадь ходит там на лугу: я ее не видал никогда».
Вы едете вблизи деревьев, третесь о них ногами, ветви хлещут в лицо,
лошадь ваша то прыгает в яму и выскакивает стремительно на кочку, то
останавливается в недоумении перед лежащим по дороге бревном, наконец перескочит и через него и очутится опять в топкой яме.
Потом (это уж такой обычай) идут все спускать
лошадей на Лену: «На руках спустим», — говорят они, и каждую
лошадь берут человека четыре, начинают вести с горы и ведут, пока
лошади и сами смирно идут, а когда начинается самое крутое место, они все рассыпаются, и
лошади мчатся до тех пор, пока захотят
остановиться.
От слободы Качуги пошла дорога степью; с Леной я распрощался. Снегу было так мало, что он не покрыл траву;
лошади паслись и щипали ее, как весной. На последней станции все горы; но я ехал ночью и не видал Иркутска с Веселой горы. Хотел было доехать бодро, но в дороге сон неодолим. Какое неловкое положение ни примите, как ни сядьте, задайте себе урок не заснуть, пугайте себя всякими опасностями — и все-таки заснете и проснетесь, когда экипаж
остановится у следующей станции.
Наш кучер
остановился тут, отпряг
лошадей и предложил нам потребовать refreshment, то есть закусить.
«Мы
остановимся здесь?» — спросил я Вандика, видя, что он гонит
лошадей так, как будто хочет проехать местечко насквозь.
Подъезжаете ли вы к глубокому и вязкому болоту, якут соскакивает с
лошади, уходит выше колена в грязь и ведет вашу
лошадь — где суше; едете ли лесом, он — впереди, устраняет от вас сучья; при подъеме на крутую гору опоясывает вас кушаком и помогает идти; где очень дурно, глубоко, скользко — он
останавливается.
Мы ехали горными тропинками, мимо оврагов, к счастию окаймленных лесом, проехали вброд множество речек, горных ручьев и несколько раз Алдаму, потом углублялись в глушь лесов и подолгу ехали узенькими дорожками, пересекаемыми или горизонтально растущими сучьями, или до того грязными ямами, что
лошадь и седок
останавливаются в недоумении, как переехать или перескочить то или другое место.
Лишь только мы въехали на самую высокую точку горы,
лошади вдруг совсем
остановились и будто не могли идти далее.
Подъезжаете вы к грязному пространству: сверху вода; проводник
останавливается и осматривает, нет ли объезда: если нет, он нехотя пускает свою
лошадь, она, еще более нехотя, но все-таки с резигнацией, без всякого протеста, осторожно ступает, за ней другие.
Зыбуны на берегу моря, по словам Черепанова и Чжан Бао, явление довольно обычное. Морской прибой взрыхляет песок и делает его опасным для пешеходов. Когда же волнение успокаивается, тогда по нему свободно может пройти не только человек, но и
лошадь с полным вьюком. Делать нечего, пришлось
остановиться и в буквальном смысле ждать у моря погоды.
Я
остановился. Дай, думаю, посмотрю
лошадей известного степного заводчика г-на Чернобая.
Внезапно раздался топот скачущей
лошади; круто
остановилась она у самого костра, и, уцепившись за гриву, проворно спрыгнул с нее Павлуша.
С холодным и безнадежным отчаянием глядел я на приподнятые оглобли своего тарантаса, как вдруг зазвенел колокольчик и небольшая телега, запряженная тройкой измученных
лошадей,
остановилась перед крыльцом.
Я поехал шагом и скоро принужден был
остановиться:
лошадь моя вязла, я не видел ни зги.
Около господской усадьбы, стоявшей к улице задом, происходило, что обыкновенно происходит около господских усадеб: девки в полинялых ситцевых платьях шныряли взад и вперед; дворовые люди брели по грязи,
останавливались и задумчиво чесали свои спины; привязанная
лошадь десятского лениво махала хвостом и, высоко задравши морду, глодала забор; курицы кудахтали; чахоточные индейки беспрестанно перекликивались.
Он
остановился, снял с головы зеленый кожаный картуз и тоненьким мягким голосом спросил меня, не видал ли я верхового на рыжей
лошади?
Люди начали снимать с измученных
лошадей вьюки, а я с Дерсу снова пошел по дорожке. Не успели мы сделать и 200 шагов, как снова наткнулись на следы тигра. Страшный зверь опять шел за нами и опять, как и в первый раз, почуяв наше приближение, уклонился от встречи. Дерсу
остановился и, оборотившись лицом в ту сторону, куда скрылся тигр, закричал громким голосом, в котором я заметил нотки негодования...
За эти дни мы очень утомились. Хотелось
остановиться и отдохнуть. По рассказам удэгейцев, впереди было большое китайское селение Картун. Там мы думали продневать, собраться с силами и, если возможно, нанять
лошадей. Но нашим мечтам не суждено было сбыться.
В 5 часов мы подошли к зверовой фанзе. Около нее я увидел своих людей.
Лошади уже были расседланы и пущены на волю. В фанзе, кроме стрелков, находился еще какой-то китаец. Узнав, что мы с Дерсу еще не проходили, они решили, что мы остались позади, и
остановились, чтобы обождать. У китайцев было много кабарожьего мяса и рыбы, пойманной заездками.
Выбрав место, где не было бурелома, казак сквозь кусты пробрался к реке,
остановился в виду у плывущей
лошади и начал ее окликать; но шум реки заглушал его голос.
К трем часам дня отряд наш стал подходить к реке Уссури. Опытный глаз сразу заметил бы, что это первый поход.
Лошади сильно растянулись, с них то и дело съезжали седла, расстегивались подпруги, люди часто
останавливались и переобувались. Кому много приходилось путешествовать, тот знает, что это в порядке вещей. С каждым днем эти остановки делаются реже, постепенно все налаживается, и дальнейшие передвижения происходят уже ровно и без заминок. Тут тоже нужен опыт каждого человека в отдельности.
Я полагал было
остановиться на привал, но
лошади отказывались от корма и жались к дымокурам.
Наконец он увидел, что едет не в ту сторону. Владимир
остановился: начал думать, припоминать, соображать, и уверился, что должно было взять ему вправо. Он поехал вправо.
Лошадь его чуть ступала. Уже более часа он был в дороге. Жадрино должно было быть недалеко. Но он ехал, ехал, а полю не было конца. Все сугробы да овраги; поминутно сани опрокидывались, поминутно он их подымал. Время шло; Владимир начинал сильно беспокоиться.
Лошади были давно готовы, а мне все не хотелось расстаться с смотрителем и его дочкой. Наконец я с ними простился; отец пожелал мне доброго пути, а дочь проводила до телеги. В сенях я
остановился и просил у ней позволения ее поцеловать; Дуня согласилась… Много могу я насчитать поцелуев, [с тех пор, как этим занимаюсь,] но ни один не оставил во мне столь долгого, столь приятного воспоминания.